сволочи
Он шел с работы, от выпитой водки ноги подкашивались, в голове,
беспорядочно спотыкаясь друг о друга, бегали пьяные мысли. Роман
Георгиевич никак не мог вспомнить, успел ли он подойти к вице-премьеру
и сдать отрицательную информацию в отношении одного бизнесмена, который
был его приятелем, но никак не хотел с ним делиться. Он стал
вспоминать, как он долго обрабатывал своего приятеля, говорил, как
будет здорово для него, если он даст ему денег, а он Роман Георгиевич,
где надо подмажет, где надо притушит, и только тогда всё будет в
порядке, а если он не даст ему денег, то он этим заниматься не будет и
бизнес у него разрушится. Однако бизнесмен был тертым калачом и, не
отказываясь в прямую, денег не давал. То ли у него были другие
подвязки, то ли он уже не верил в возможности Роман Георгиевича. Второе
предположение волновало его больше всего. Этот бизнесмен был
авторитетным человеком и считался его другом, поэтому если люди узнают,
что он не воспользовался этими услугами Романа Георгиевича, то весь его
карточный домик важности и значимости рухнет в одночасье. Но ведь
тогда? Но ведь тогда!...
Он так сложно шел к этой своей лакейской должности, выстраивал образ
влиятельного чиновника, способного « разрулить» любую ситуацию. Он уже
построил свою паутину и в неб регулярно стали попадать людишки от
бизнеса и уже всё отлаживалось, появился авторитет, деньжата.
Он с наслаждением стал вспоминать свои достижения в.этой области: как
ловко он «нагнул» своего приятеля, этого непокорного морского
начальника, который никак не хотел отдавать ему по низкой арендной
плате площади в порту, для его торговых точек. Он тогда подготовил
нужных людей, и они подписали, им составленные заявления в МВД,
прокуратуру, налоговую инспекцию, ФСБ. Ну и началось, этого моряка
затаскали. Как он тогда наслаждался плодами своей подлой интриги, а
когда моряку было уже совсем плохо, он, как ни в чем не бывало,
повторил своё предложение о низкой арендной плате и сказал, что поможет
погасить всю эту волну «наката» в два счета. Он тогда получил, что
хотел, а мыльные заявления, в которых было вранье, рассосались, как
недостоверные, ему даже делать ничего не пришлось. Тогда многие
бизнесмены знали эту историю, кто-то всю полностью, кто-то только ту
часть, в которой Роман Георгиевич представлялся спасителем и о которой
он при каждом удобном случае рассказывал.
Внутри сердца кольнуло, он обеспокоился, что же это, и тут же в голову
пришла страшная мысль: А может этот морской начальник, думал, что он
Роман Георгиевич его друг и он действительно ему помогал, и что он не
способен на гадость? Тогда он впервые назвал свой поступок гадостью.
Гадость! Это, что значит, что он пакостник.
Нет-нет, он стал гнать от себя это слово, оправдывая сам себя, ведь он всё это делает для благосостояния своей семьи.
Мысли его опять перетекли в обычное русло его жизненных устоев, и в
голове стало хорошо. Припомнилось, как сын благодарил его за дорогой
подарок, который он ему купил из очередной «выжимки» бизнесмена. Какой
же он наивный, так легко расстался с деньгами, ему и делать то ничего
не пришлось. Он просто позвонил куда надо и ему ответили, что документы
уже подписаны. Он тут же позвонил этому бизнесмену, наговорил, как ему
пришлось уговаривать этого чиновника закрыть глаза на ряд недочетов, и
как этот чиновник «Держиморда» не соглашался на маленькую сумму и ему
пришлось срочно искать эти деньги, но он ради него, отдал свои
последние, но решил его проблемы. Да. Лихо он «раскрутил» этого
наивного бизнесмена. Но?! Что-то опять кольнуло в сердце, и в голову
пришла совершенно нежданная мысль. А может быть этот «наивный»
бизнесмен, совсем не наивный и всё знал, то есть знал, что никакой
«Держиморды» не было и что он просто «развел» его. Но ведь тогда он мог
бы на него заявить? А почему не заявил? Он не хотел об этом думать. Всё
проскочило как по маслу и он «срубил» приличный куш. Но, что-то прямо
из сердца давило в голову, и оценило этот поступок: - Пакостник,
подонок, сволочь. Он гнал из головы эти слова, но кто-то заставлял его
продолжать думать именно о совершенных им гадостях.
Перед его глазами возникли лица многих людей, с которыми он вместе
выпивал, притворялся их другом, предлагал свои услуги, а затем отжимал»
и получал деньги. Все они ему говорили: - Ты - сволочь, гнида, подонок.
Он гнал эти мысли. Вот сейчас я приду домой, там моя семья, я все и
всегда делал для них, они меня любят, и мне не нужно думать о тех, кого
я «кинул», моя семья мне всё простит.
На последнем слове сердце опять кольнуло. Как это простит? Да они ничего не знают. Он хороший муж и отец и всё делает для них.
С таким кошмаром в голове он пришёл домой, очень хотелось тепла и
любви. Жена увидев, что он опять пьяный, недружелюбно с ехидцей
сказала: «Ну что, опять наработался?» Такое недружелюбие и сарказм жены
вызвали внутри его негодование, как это она не понимает, что его пьянки
- это обязательная составляющая его работ Это - «Наработался»,
произнесенное с таким нескрываемым презрением, полоснуло по его
самолюбию. Он знал, что если сейчас начать «учить» жену, всё кончится
скандалом, а ему хотелось тепла и любви. Поэтому он махнул рукой и
пошел в комнату сыновей, думая, что там найдет любовь и понимание.
Старшего сына дома не было, хотя уже было очень поздно, странно, но это
обстоятельство вызвало облегчение. Что-то упрямое, внутри его самого,
сегодня заставляло его отвечать на очень неудобные и неприятные
вопросы. Вот и сейчас он смотрел на младшего сына, который, уткнувшись
в компьютер, как-то, как ему показалось, очень сухо и даже
недружелюбно, сказал: « Привет Па» После такого ответа в голове ещё
острее встал вопрос: Почему же он обрадовался, что старшего сына нет
дома? Последнее время по мере взросления сына, особенно с осени, их
отношения становились все холоднее, даже на подарки он реагировал
совершенно сухо. Такая тенденция беспокоила его, но сначала он не
находил времени, а теперь просто боялся откровенно говорить, а может
быть он уже что-то знает про его такие гадкие поступки?
Нет-нет! Он гнал эти страшные мысли, сын его любит и они просто давно
не разговаривали по душам, и вот он выберет время, они поговорят и всё
будет как раньше, когда он был маленьким и очень любил его, своего
большего друга Папу. На сердце от такой перспективы стало тепло и
радостно. Он подумал, что пока не поздно, он сейчас поговорит с младшим
сыном и уж с ним-то он не допустит охлаждения в отношениях, ведь он его
кровиночка. Он прошел в комнату, сел на диван, сын продолжал щелкать
клавишами компьютера, не обращая на него никакого внимания. Роман
Георгиевич сидел на диване и смотрел на сына, не обращавшего на него
внимания, и не знал с чего начать. Жена вошла в комнату и резко и
громко сказала: « Иди, раздевайся и ложись спать, нечего пьяным торчать
у ребёнка». Сын никак не отреагировал, он не бросился как раньше к нему
на руки и не стал говорить, как он его любит, он явно был согласен с
матерью.
Затевать очередную ссору с женой, убеждать её в том, что вся его эта
«работа» во имя её и детей, не было никакого смысла, стало понятно, что
жена всё знала, а о чём не знала, догадывалась. Поэтому ему захотелось
уехать от этих дорогих ему людей, которые не хотели его понимать и
любить, и напиться до бессознания. Он встал и пошёл к выходу, никто не
окликнул его и не стал уговаривать остаться, хотя он ешё надеялся на
это.
Он шёл по улице, набирая по мобильному номер своего знакомого. Мысли
донимали его: - Сыновья, жена они не понимают и не любят его как
раньше. Он работает, работает. Здесь вспомнились язвительные слова жены:
«Ну что, опять наработался».- Он плохо подумал о ней. Но мысли его упрямо возвращали к себе.
И кто-то подвел итог: « А ведь жена права; Я плохой муж и отец» - Нет-нет, я не такой, пытался он сопротивляться.
В трубке полупьяный голос Коляна: "Георгич, ты чё ли, ну давай
заваливай, мы тут уже третью бутылку заканчиваем". Через час, когда было
уже опрокинуто с десяток рюмок, вся обида затуманилась.
За выпивкой он, Колян и еще двое мало знакомых ему мужиков выпивали
друг за друга и хвалились и бахвалились. Для друг друга в пьяном угаре
они были самыми уважаемыми. Ему хотелось ещё и еще выпить, чтобы залить
водкой эти ужасные мысли о сьтшвьях и жене. Вот тут за столом его любят
и понимают. Не важно, что Колян уже спившийся, не без его участия
бизнесмен, зато он мог хорошо приврать и главное говорил только то, что
нравилось ему, он восторгался и буквально пел ему дифирамбы о том,
какой он, Роман Георгиевич, влиятельный и что он все может решить и
разрулить. Георгину было хорошо, наконец его подлая душа оказалась в
привычной для неё среде обитания. Нужно было только не трезветь, и он
опрокидывал рюмку за рюмкой. Так он напился до беспамятства, и была
абсолютная тьма.
Только под утро ему стало что-то сниться, сначала он не мог
разобраться, где находится, затем увидел дачу, того самого морского
начальника, который когда-то был его другом. Они сидели за столом на
веранде и говорили о чём-то приятном.
Но вдруг этот сон прервался и какая-то страшно-противная рожа хриплым
голосом с ужасным запахом из пасти стала ему говорить: «Ты же
предал своего друга, пакостник, ты Наш» Ему стало не по себе, очень не
хотелось общаться с этой рожей и хотелось за тот стол на веранде, к
другу. Но эта рожа еще более громко и хрипло сказала: « Знаю, знаю, что
думаешь! Ишь чего захотел любви и дружбы. Ты же их продал, денежки то
помнишь? Мы тебе ещё дадим «заработать». Брось ты эти телячьи нежности
- любовь, дружба. Все в нашем мире продаётся и покупается. Ты на
правильном пути.» И эта гадкая рожа громко заржала, мерзкий запах всех
нечистот мира исходил из её пасти. Он не хотел больше видеть этой рожи,
но это было не в его воле.
Во сне от беспомощности он заплакал. Это естественное человеческое чувство вызвало настоящее облегчение, и рожа растворилась.
Проснулся он от того, что его тряс Колян и говорил: - Георгич, ты вчера
говорил, что у тебя в девять важное совещание, на котором тебе
обязательно нужно быть.
Он поднял голову, на его щеках были слёзы.
- Ты чё, Георгич?- Спросил Калян.
- А чё - непонимающе спросил Роман Георгиевич.
- Да ты весь в соплях - сказал Калян.
- Да что-то приснилось - смущаясь и не желая показывать своей сентиментальности, ответил Роман Георгиевич.
Голова трещала, во рту как сто кошек ночевало. Вспомнилось их вчерашнее
застольное бахвальство, размолвка с женой, сухие ответы младшего сына -
было жутко противно.
Но нужно было идти на работу, сегодня нужно было успеть до совещания
встретится с двумя заместителями министров и влить им ложную
информацию, которая в перспективе сулила ему не малый барыш. Днём ещё
нужно было встретиться с бизнесменами и уже им передать, что он уже
занялся решением их проблем и назначить цену вопроса. Для этого нужно
было, как минимум, хорошо выглядеть.
Он огляделся и увидел стол, на котором стояло семь пустых бутылок
водки, полные пепельницы окурков и остатки закуски - всё это издавало
ужасный запах. Он нашел полный пакет брусничного сока, и с жадностью
прямо из горлышка, выпил его, достал из кармана мятную жвачку, и
запихав в рот три подушечки, пулей побежал на совещание, «зарабатывать»
любимые им денюшки-деньжищи.
Почти двадцатилетний опыт такой жизни закалили Романа Георгиевича,
пройдя пешком через весь город, он уже почти был трезв и готов к
«работе».
Совещание было обычным, большие начальники выходили на трибуну и
говорили, говорили, их практически никто не слушал, сидевшие в зале
что-то читали и писали и при этом у всех были серьезные и озабоченные
лица. Несведущий человек обязательно подумал бы, что все сидящие в зале
слушают очередного докладчика и ещё делают записи. На самом деле,
каждый занимался своим делом.
Эту идиллию разбудил недавно избранный глава района, который впервые
был на этом спектакле. Он говорил горячо, аргументировано правду, о
невыполнение министерствами и ведомствами, ими же ранее утвержденных
планов, приводил цифры недофинансирования районного бюджета по его
району. Зал оживился, видно было как возмущение, затронутых в докладе
главы района чиновников, возрастало. Роман Георгиевич любил такие
моменты, именно в этом и состояла его работа. Его внутренний голос уже
подначивал его: - Ишь ты, какой шустрый и умный, видишь ли, его народ
избрал. Иди, иди на трибуну Георгич, раздави его и за это и Минфин и
Минэконом и (Госстрой и остальные будут тебе обязаны, а ведь ты знаешь,
как это превратить в денюшки. Потом зайдешь к одному, другому и тебе
подпись поставят на нужный тебе документик, а ты его конвертируешь. Ну,
иди, иди, надо быть первым в таких делах, тебя отметят. Это будет
дороже стоить. Этот народный избранник, правду говорит, а кому эта
правда здесь нужна то, её, что на хлеб намажешь? Не дожидаясь, когда
очухаются обиженные, он взял слово и стал говорить, что вот вновь
избранный глава района все хочет свалить с больной головы на здоровую,
и поставить всё с ног на голову, и как говорится, в чужом ведомстве и
соринку видит, а в своём районе и бревна не замечает, что вместо того,
что бы правильно управлять районом и изыскивать резервы внутри района,
он хочет запустить свои руки в республиканскую казну, которая вместе с
министром финансов буквально разрывается для того, чтобы удовлетворить
чаяния всего народа республики, а не только одного взятого района.
Из зала стали доноситься одобрительные возгласы, мычание, даже движения
в креслах чиновников как бы говорили: - Ну, ну давай Георгич!-
Воодушевленный поддержкой он продолжал:
- Давайте посмотрим на цифры по заготовке кормов для скотины и что мы
там видим, а мы видим там, что план по заготовке кормов в районе
выполнен менее чем на семьдесят процентов, вот вам и основная цифра,
характеризующая деятельность главы
сельскохозяйственного района. А по мелиорации, по сдаче молока, там дела обстоят ещё хуже.
Молодой глава района оторопел от такой наглости и просил слово. Но!
Точка, поставленная Георгичем была всем мила, поэтому
председательствующий предложил ему свои возражения изложить в
письменном виде и слова не дал. Далее совещание шло по накатанной тихо,
мирно и спокойно, казалось, что вот-вот кто-то захрапит.
Роман Георгиевич погрузился в свои мысли, платформой для них была
только что произнесенная защитительная речь. Он уже высчитывал
возможные бонусы и диведенты от сегодняшней «работы», и подумывал к
кому из «защищенных» им чиновников со своими «проблемами» он пойдет
первым. Вырисовывалась явно не плохая перспектива, она тянула на
крупную сумму.
Такие, для него приятные рассуждения, прервала вполне обыденная мысль
об обеде. Ему так не хотелось прерывать так приятно начавшийся для него
день, что он решил не идти домой обедать, там опять, мягко говоря, не
дружелюбное отношение жены, да ещё и ночь не был дома. Ещё нужно было
определиться, когда он будет встречаться, с уже приглашенными
бизнесменами, составить план разговора с ними и решить, сколько денег у
них запросить за решение их «проблем».
Между тем совещание закончилось, но ему ещё обязательно нужно было
закрепить успех, потусоваться на выходе, где, им защищенные, выскажут
ему благодарности, которые он потом хитроумно использует и конвертирует
в денюшки.
Удача! Он увидел на выходе из зала нужного ему для «работы» чиновника и
так, как бы, между прочим, проходя мимо, сказал:« Михаил Иванович у
меня есть к Вам служебный разговор, может, пообедаем вместе и
переговорим. Михаил Иванович любил хорошо покушать и выпить и знал, что
у Георгича есть свой ресторан и если он приглашает, то всё будет вкусно
и дорого, но платить деньгами не придется, он попросит чего-нибудь,
незаконного, но они обставят всё так, что комар носа не подточит.
Михаил Иванович, как и хотелось Роману Георгиевичу, хвалил его за
выступление на совещании и согласился на совместный обед. Во время
обеда, после совместно выпитой бутылки дорогого армянского коньяка, он
позвонил подчиненному и дал указание сделать для Романа Георгиевича ряд
действий.
После обеда Роман Георгиевич, находясь в прекрасном настроении, сделал
несколько нужных для его «работы» звонков, затем за несколько минут
написал пару справок по основной работе. Было очень важно, что основная
работа никак не мешала, а даже помогала его «работе». Вот и сейчас ему
нужно было уйти на его «работу», он позвонил шефу и сказал, что пошел
за необходимой по работе информацией.
Встреча с бизнесменами была в отдельном кабинете его ресторана. Стол
был идеально сервирован и ломился от яств, всё должно было подчеркивать
его Роман Георгиевича значимость и могущество. Клиенты были не из
бедных и хотели получить землю под строительство коммерческого объекта.
По общей процедуре уже все документы были запущены и хоть времени уже
прошло много, но чиновники всё никак не давали положительного ответа.
Им кто-то посоветовал обратиться к Роману Георгиевичу.
Коммерсанты практически не говорили о конкретном предмете встречи. Они
говорили о том, что много слышали о возможностях Романа Георгиевича,
что он много помогает хорошим людям, и что без таких как он людей им
бизнесменам было бы совсем плохо. Так они говорили в слух, а про себя
думали, вот же гнида устроился, вместо того, что бы вкалывать,
создавать что-то полезное, сидит эдакая сволочь и сосет из них деньги.
В таком ключе прошел весь вечер, говорили одно, а думали другое.
Собеседники знали, что главное будет сказано, когда вечер закончится,
перед самым прощаньем. Так и случилось, но никакой цифры в слух не
прозвучало, откуда-то появилось блюдечко, на котором лежала бумажка, на
которой печатными буквами было написано: сто тысяч евро, номер счета и
банк, и номер кабинета, куда нужно прийти через три дня, после перевода
денег, и получить разрешительные документы за землю. С тем и расстались.
Было уже около часу ночи, и он опять пьяный стоял перед дверью в свою
квартиру и крутил в руках ключ, но никак не решался войти. Очень разные
противоречивые мысли буквально вопили у него в голове. С одной стороны,
сутки назад он вошел к себе домой, и раздраженный непониманием и
нелюбовью со стороны жены и сына, ушел. С другой стороны, всё остальное
время он находился в кругу людей, которые говорили ему только приятное.
Он столько успел сделать за эти сутки, столько «заработал». А они: его
жена и сыновья не уважают, не любят его. Он для них, целые сутки так
ловко и хитроумно обманывал всех вокруг, добывая для семьи сытное
житие, а им это не нужно. Не нужно?
Но почему, почему? Он даже не успел задуматься, как страшная догадка
пришла прямо из сердца. Да потому, что они знают, что это подлые деньги
и им противен тот, кто их, таким образом, добывает. Эта мысль буквально
колотила по мозгам и он не знал, как её изгнать из сознания. Он стал
реально осознавать себя подонком. Пьянство, совещание, выступление,
опять переговоры и пьянство и всё это обильно смазано враньём, лестью и
словоблудием, от этого он смертельно устал и валился с ног. От такой
дозы гадости порядочный человек наверняка бы тронулся умом, а он
ничего. Набравшись смелости, он открыл дверь, в квартире было
совершенно тихо, он разделся и проскользнул в спальню. Жена лежала,
отвернувшись к окну, он юркнул под одеяло и через минуту уже спал. Во
сне его мучили кошмары, он от кого-то убегал, падал, поднимался, кричал.
Утром жена вместо: - Доброе утро - сказала с явным раздражением: «Ну
что, «доработался» до чёртиков, ночью орёшь, детей будишь», Его
подмывало сказать ей, какая она, но он знал, что это закончится
скандалом, а дома были сыновья и он очень боялся, что сейчас он им не
сможет доказать, что он делает всё правильно, такие хитроумности им ещё
не понять.
Завтракали, совершенно молча лязганье вилок и ложек, хруст поджаренного
хлеба становились невыносимыми. Жена совершенно без эмоций, как стенке
сказала ему: « Если не хочешь потерять сына, кончай пить».
Роман Георгиевич даже вздрогнул от интонации, вернее от её отсутствия,
а, осмысливая сказанное, пришел к ужасному для себя выводу: он не знал
о каком сыне идет речь о старшем или младшем, а если он спросит у жены,
то она съязвит так, что ему будет совсем плохо. Ему нужно было, что-то
сказать, но он понимал, что никакие аргументы; типа у меня такая работа
уже больше не пройдут, и поэтому у него изо рта вырвалось что-то вроде
- хорошо. Терпеть больше такое издевательство над собой не было сил, и
он стал быстро собираться, всем своим видом показывая, что он
опаздывает, хотя ему с утра никуда не нужно было.
Уже в дверях он услышал от жены: «Поговори с Сергей Петровичем». Он буркнул в ответ:
«Да» - и буквально вылетел из квартиры.
Свобода, морозный воздух проникал в легкие, освежая натруженные мозги,
свежий снежок приятно хрустел под ногами. Он вспомнил последние слова
жены достал мобильник и стал набирать номер Сергея. Приятный, густой
баритон сказал:
«Да слушаю Вас».
«Привет Серега, мне жена сказала тебе позвонить, что у тебя случилось?» «У меня»?- С удивлением спросил Серей и добавил:
«А ты разговаривал со старшим сыном»?- Он не знал, что ответить, ему
неприятно было признаваться в том, что он уже не помнит, когда
последний раз с ним разговаривал. Он с раздражением ответил:
«Ну ладно не темни, что там еще случилось»?- С той стороны телефона
было некоторое замешательство, но затем Сергей сказал: «Да Рома, ты
что-то совсем заработался»? - Это последнее слово, вторило тому, что
говорила о нем его жена, оно буквально шибануло его по мозгам. «Да, что
они, сговорились, что ли» - подумал он. Зная Серегу, он не решился
больше его испытывать и как можно более мягко и д^келюбнее сказал:
«Сережа, можно я сейчас приеду и мы поговорим». «Конечно, приходи» - с
участием ответил Сергей.
Сергей работал краснодеревщиком, они вместе учились в школе, он не
пошел в институт и стал отличным мастером и как считала его жена и
дети, человеком и отцом.
Они редко виделись. Роман Георгиевич стыдился того, что многие узнают,
что у него есть такой друг - не богатый и не занимающий высоких постов,
в общем, с точки зрения его окружения, практически бесполезный человек.
Он знал, что Сергей умней и образованней его, совершенно
самодостаточный человек и самое противное- Сергею никогда от него
ничего не надо было, он всегда всем был доволен.
Роман Георгиевич зашел в мастерскую, приятно пахло свеже-струганным
деревом и лаком, на стенке, над верстаком, аккуратно висели пилы,
лобзики, стамески, рубанки, циркули и другие деревообрабатывающие
инструменты.
От всей этой обстановки исходил дух созидания и творчества,
человеческой нужности и доброты ремесла. Циничный ум Романа
Георгиевича, нашел определение Сергею и его мастерской: - «Папа Карло и
его столярка». Из дальней части мастерской к нему на встречу шел
Серега, на его добром лице была отпечатана озабоченность. Они
поздоровались, пожав друг другу руки. Серега, глядя прямо в глаза,
спросил: «Ты когда со старшим общался, ты вообще знаешь, что у него на
душе творится»? От такого напора Роману Георгиевичу стало не по себе.
Он, почувствовал себя нашкодившим пятиклассником, которого, совершенно
справедливо, ругает опытный и очень уважаемый учитель. Всё его
хитроумие, рассчитанное на общение в кругу себе подобных, рассыпалось,
язык задеревенел. Серега, явно говорил ему о его отцовской
несостоятельности. Он стоял, как когда-то в третьем классе перед
директором и не знал, как объяснить, зачем он написал на доске какие-то
гадкие и глупые слова.
- А ты знаешь, что твой сын учится теперь с сыновьями, и он назвал
несколько хорошо известных ему фамилий людей, которых Роман Георгиевич
«кинул», и что они ему каждый день рассказывали о том, какой у него
подлый отец, а теперь он уже две недели уходит, но не приходит в школу,
и не известно где бывает целыми днями. Эта короткая речь Сереги
прозвучала как приговор.
Стало понятно, почему, начиная с осени, его родной старший сын стал
смотреть на него волком. Голова загудела, как? Как? Изменить ситуацию?
Он задавал и задавал себе этот вопрос, но его ум отвык думать такими
категориями и он никак не мог нащупать сколь ко ни будь приемлемый для
разговора с сыном ответ. Ведь он сам ему много раз говорил, что
воровать и обманывать нельзя. А теперь его сын знает, что его отец и
обманывал, и врал, и воровал. У него даже не находилось смелости
признаться самому себе, кем может теперь считать его сын. Он стоял и
молчал, оправдываться перед Серегой не было смысла, он его очень хорошо
знал, а теперь наверняка знает и всю подноготную. Серега смотрел на
обмякшего друга и уже совсем мягко как в детстве сказал:
«Да ладно Рома запутался, так и нужно сказать сыну он еще тебя любит, а значит простит».
- Простит?!- Это последнее слово, петлёй гордыни сдавило его
сознание, от обиды и непонимания его всеми его близкими людьми, ему
стало совсем плохо. Простит, простит
- За что? Конечно, он знал за что, но выращенное самолюбие никак не
позволяло ему даже себе представить, как это он, отец, будет просить
прощенья у сына. Ведь тогда ему придется отказаться от всего его
двадцатилетнего образа жизни и стать другим человеком. Вот таким как
Серега.
Хриплый и напористый голос внутри его самого стал строить защиту себя
любимого. Он говорил, что ты будешь просить прощенье у сопляка, он же
твой сын, и обязан тебя любить, и уважать, не ему тебя судить. Просто
резко и повелительно скажешь, что он еще молодой, не знает жизни и не
может отца учить. Да и вообще переведешь его в другую школу и все дела.
Эти: то ли его собственные рассуждения, то ли действительно,
продиктованные кем-то очень сильным и не добрым из вне, придали ему
внешнюю уверенность и лицо его из нормального человеческого стало опять
превращаться в надменное.
Через несколько минут мучительной внутренней борьбы, между остатками
совести и Ясности, победила гнусность. На его лице нарисовалась
ироническая ухмылка. Сергей увидел это и понял, что его друг опять стал
врагом себе самому и своему сыну, он попытался прекратить это ужасное
превращение своего друга из человека в зверя и стал говорить ему о
сокровенных дружеских воспоминаниях: « Ну, помнишь, как мы взяли у
парня велосипед покататься и не хотели его возвращать, мой отец не
ругал нас, а просто объяснил, что это воровство и мы отвезли велосипед
этому парню и как этот парень был рад, и его отец тоже похвалил нас за
то, что мы сознались и исправились. Помнишь, помнишь, как было хорошо
на сердце». Сергей пытался достучаться до сердца друга, вытащить его из
этой пропасти, в добрый мир и чтобы он не потерял сына.
Но улыбка на лице Романа становилась всё надменнее и он с хрипатой в голосе произнес:
«Ну и что ты со своей совестью зарабатываешь в месяц»? «Мне хватает» - спокойно ответил Сергей.
«А мне не хватает» - раздраженно сказал Георгич и добавил и иронией в
голосе: «Ты что хочешь, чтобы мои сыновья, как ты, горбатились за
копейку? Да ты слепой, в своей мастерской не видишь, как люди живут,
сейчас такое время, что можно кучу денег наколотить. А на совести,
дорогой мой, далеко не уедешь, её, знаешь ли, на хлеб не намажешь. Так
что не учи учёного. Я, как ни будь, без твоих советов обойдусь. Пока».
Он хлопнул дверью и ушел.
На душе у Сергея было гадко. Совесть мучила его. Он наверно, что-то не
так сделал, что-то пропустил, не смог вырвать друга из лап зверя. А его
сыновья? Как они с таким отцом? Что с ними будет?
Нужно молиться, нужно много молиться решил он.
Роман Георгиевич шёл по улице, голова за последние двое суток была
заполнена горой противоречивой информации: с одной стороны явные успехи
в его «работе», с другой, разрыв с другом, гнетущая обстановка дома.
Последняя мысль больно резанула по сердцу. Ну что им нужно? Он
работает для них, работает, а они не ценят, не уважают и не любят его.
Такого умного и ловкого. Не любят!? Ещё и ещё раз он задавал себе этот
неприятный вопрос. Хриплый внутренний голос вмешался в его рассуждения:
«Не любят, подумаешь, вот беда-то, они обязаны тебя уважать или
бояться, ты хозяин, а не они, и что скажешь, то и должны делать и всё,
и никаких больше сомнений» «И всё»? - задал он сам себе вопрос.
«Нет-нет, я хочу, что бы меня любили, что бы сын смотрел на меня с обожанием, как раньше.
«Ты не понимаешь, о чём ты думаешь». С обожанием, то есть как на Бога,
но ты ведь уже давно Наш. А Бог, зачем тебе Бог, у него ведь там: не
лжесвидетельствуй, не укради. А вспомни, как ты размазал своей,
умышленной ложью этого выскочку избранного главу района - это же был
высший пилотаж вранья, а теперь за это столько денег загребёшь. Ты -
Наш, и никакой Бог тебе уже не нужен и сыновей нужно воспитать таки ми
же, как ты. Ты хозяин в доме! Ты»!!
Роман Георгиевич уже не знал, куда ему деться от этого ужасного
хриплого голоса, живущего внутри его, ему так хотелось того чистого и
настоящего, что было у них с Серегой в детстве, хотелось, чтобы у него
были настоящие друзья, а не эти сволочи, которые врут и воруют, как и
он, что бы сыновья любили его.
Но!? Этот голос ему сказал - ты Наш.
Он уже отчетливо понимал, что это такое, но доброе начало ещё жило в нём и...
Александр Лукин
20.05.09 г.
|
