Через несколько лет после отмены
государственной монополии на производство и реализацию алкогольной продукции
стало очевиднои понятно, что власть выпустила змея Горыныча,
который выжжет Россию дотла, под корень...
Жили-были в одной стране народ и государство. Народ был добрым и доверчивым, а государство лживым и жадным. Никто
не мог понять, почему этот народ не выгонит из своей страны это
гнусное государство?
В городе «П» на мосту, называемом с буквы «Г» родилась яма.
Сначала яме казалось, что для своей жизни она выбрала не очень удобное
место, ведь это был мост, соединяющий целый микрорайон в котором
проживало более пятидесяти тысяч жителей. И утром и вечером и в обед
эти самые жители на своих машинах ездили по этому мосту. Весной и
осенью, когда шло много дождей, яма разрасталась и становилась
огромной канавой. Сначала эти люди из микрорайона ездили на
«Москвичах», «Жигулях» и «Волгах» и каждый раз въезжая в яму или влетая
в канаву, они называли Правительство СССР, Партию КПСС, Исполком
самыми-самыми погаными словами, то есть совсем не теми, которыми их
называли на площади во время парадов, в весенний праздник первого
мая или в осенний праздник какой-то там революции.
Этот рассказ - как комментарий к новостной заметке "Асфальт больше в дождь класть не будут" на сайте vesti.karelia.ru
Ему было семнадцать лет, но он уже знал "ключ" к "толпе", оставалось
только найти ту потаённую дверь в каморке папы Карло, вставить золотой
ключик и войти в мир поп-музыки. Боря был настоящим музыкантом, про
таких говорят: талант от Бога, он безукоризненно барабанил любую музыку
и был совершенно бесшабашным человеком. Он полностью доверял ему.
Остальных музыкантов в группе он менял в зависимости от импозантности
по принципу - он нравится "толпе". На одном из областных конкурсов популярной песни они стали лауреатами и
серебряными призерами, но главное то, что к нему подошёл очень
авторитетный музыкальный продюсер и предложил встретиться...
Он шел с работы, от выпитой водки ноги подкашивались, в голове, беспорядочно спотыкаясь друг о друга, бегали пьяные мысли. Роман Георгиевич никак не мог вспомнить, успел ли он подойти к вице-премьеру и сдать отрицательную информацию в отношении одного бизнесмена, который был его приятелем, но никак не хотел с ним делиться. Он стал вспоминать, как он долго обрабатывал своего приятеля, говорил, как будет здорово для него, если он даст ему денег, а он Роман Георгиевич, где надо подмажет, где надо притушит, и только тогда всё будет в порядке, а если он не даст ему денег, то он этим заниматься не будет и бизнес у него разрушится. Однако бизнесмен был тертым калачом и, не отказываясь в прямую, денег не давал. То ли у него были другие подвязки, то ли он уже не верил в возможности Роман Георгиевича. Второе предположение волновало его больше всего. Этот бизнесмен был авторитетным человеком и считался его другом, поэтому если люди узнают, что он не воспользовался этими услугами Романа Георгиевича, то весь его карточный домик важности и значимости рухнет в одночасье. Но ведь тогда? Но ведь тогда!...
Гоша, войдя в туалет, совершенно безразлично посмотрел на золотой
унитаз, теперь он уже не вызывал у него никаких эмоций. Единственная
мысль пришла к нему в голову: «Зачем ему так хотелось, чтобы именно унитаз был золотым?» Конечно, он
знал ответ на этот вопрос, и хорошо помнил, как двадцать лет назад на
первой корпоративной вечеринке, созданной им компании ЗАО «Мегатрейд»
он сказал, что если компания будет также успешно...
К нему, в отдельную больничную палату, часто приходили делегации
высокопоставленных чиновником. Все они были похожи друг на друга. В
дорогих костюмах, белых рубашках от всех пахло дорогим одеколоном. И
наборы продуктов, которые они приносили больному шефу, тоже мало чем
отличались. Это были: цветы в шикарных цветных упаковках, экзотические
фрукты, шоколад, коньяк, водка лучших сортов. Все они очень хорошо
знали вкусы и пристрастия своего начальника. Рожи у них тоже были
одинаковые, а перед тем как войти в палату, они как по команде одевали
на них маски подобострастия, страдания и сожаления.
Герману Мартыновичу вспомнилось его тридцать лет, он секретарь обкома
комсомола, член бюро обкома КПСС. Как было здорово, тогда еще, кроме
карьеры были какие то чистые помыслы, комсомольские стройки,
стройотряды. Он почти верил, что они строят светлое будущее. Почему он
не стал врачом, какая благородная профессия, никаких тебе интриг,
словоблудства, всей этой политической трескотни и пошлости. От этих
мыслей стало хорошо. То далекое прошлое и этот настоящий доктор. Эти
две, казалось бы, абсолютно разные и по времени и по сущности мысли, но
что-то в них было доброе и притягательное. Это была минутка
просветления, которую он, как большой босс, обязан был изгнать.
